– Вы постоянно следили за сыном? – осведомилась я.
– В плане здоровья, да, – согласился Кирилл, – но мы не фанатики. За руку его по дому и участку не водим. Вениамин знает: если он начал чихать, кашлять, нужно немедленно бежать к маме. Она сделает уколы, и все будет хорошо. Проблемы стартуют, если они с женой куда-нибудь выезжают. В прошлую среду, например, Леся попросила мать пойти в кино. И что вышло? У Вени начался отек. Но с этим Вера быстро справилась. Едва сын задышал нормально, у дочери случился судорожный припадок. Сделать укол человеку, который бьется в корчах, чертовски трудно. Нужны двое, один придерживает больного, второй инъекцию делает. А Вера была одна. В холле кинотеатра! Вокруг люди. Думаете, кто-нибудь помог? Ха! Все разбежались, издали глазели. Когда Леся успокоилась, к Вере подошел администратор и сказал:
– Пожалуйста, не оставайтесь на сеанс. Ваши дети больны. Они могут заразить других.
Ну не идиот ли? Судороги и аллергия воздушно-капельным путем не передаются. Именно это ему Вера и объяснила. Но урод не успокоился.
– Пусть так, но здесь много людей, которых такое зрелище пугает. Мы вернем вам деньги за билеты.
Супруга, естественно, ушла. Леся и Веня расстроились. Вот скажите, разве ребята не имеют права сидеть в зале, потому что они не такие, как все?
– Простите, у вас и девочка со слабым здоровьем? – осведомилась я.
– Да, – вздохнул Габузов, – я уже говорил, что ужасный диагноз моей первой жене поставили, когда она ждала Лесю. Врачи говорили, что подобрали лечение, которое не повредит плоду, дескать, срок уже шесть месяцев, плацента сформировалась. Леся появилась на свет вроде здоровой, первые годы ее жизни прошли без проблем. Несколько лет назад начались припадки. Не эпилепсия. Никто из специалистов не мог объяснить, что с девочкой. Она сохранна умственно. Но в любой момент может упасть. Процесс прогрессирует. Врачи считают, что так на дочь повлияло лечение, с помощью которого пытались спасти ее мать.
– Значит, Вера мачеха? – уточнил Леня.
– Нет. Она им мама, – возразил Кирилл.
– А что случилось сегодня утром, когда Вениамин пропал? – осведомился Собачкин.
– А ничего. Вчера он лег, как обычно, в двадцать один час, – объяснил отец.
– Шестнадцатилетний подросток идет спать в начале программы «Время»? – поразилась я.
– Веня боится очередного приступа аллергии, а она обостряется в момент усталости, – объяснил наш клиент, – и пойти в кровать не означает лечь спать. Просто мальчику требуется отдых, полумрак, тихая музыка, медитация.
– Я бы сбежал оттуда, – шепнул мне на ухо Коля, – даже зная, что сдохну, удрал бы.
– У мальчика своя спальня? – спросил Дегтярев.
– Естественно, – удивился вопросу Габузов, – и у Вениамина, и у Леси отдельные детские.
– То есть вы не опасаетесь, что сыну станет плохо, когда он находится один в комнате? – уточнила я. – Вдруг паренек выйти не сможет, и вас позвать у него не получится?
– Давно придуман прибор под названием радионяня, – снисходительно пояснил Кирилл, – звуки из детских во всем доме слышны. И у них установлены камеры. Простите, где у вас туалет?
– Вторая дверь по коридору, – объяснил Собачкин. – Вас проводить?
– Попробую сам найти, – сказал Кирилл и удалился.
Когда он покинул помещение, Кузя дал волю чувствам.
– У ребят условия хуже, чем на зоне «Полярная сова», где сидят те, кого приговорили к пожизненному заключению.
– Ну это, конечно, не так, – возразил Олег, – наверное, их вкусно кормят, хорошо одевают.
– Насчет Леси не знаю, а несчастный Веня, похоже, питается одной овсянкой на воде, – пробормотала я. – Что это за аллергия такая?
– У Веры много профилей в соцсетях, – объявил Кузя, – она в каждом отметилась: Инстаграм, ВКонтакте, Одноклассники, Фейсбук и всякие объединения больных людей. Вера борец за правду и справедливость. Баба с активной жизненной позицией. Два дня назад ее с детьми вытурили из трактира. Слушайте, зачитываю текст. «Друзья! Рассказываю о чудовищном хамстве сотрудников «Дробо». Мы с Вениамином и Лесенькой решили выпить чаю. Сами знаете, я боюсь посещать места общественного питания из-за сына. Вдруг ему плохо станет. Да Лесеньке очень чаю хотелось. Веня молодец, шепнул мне:
– Ма, давай зайдем. Я ничего есть не стану. Свою воду попью, а Леська пиццу слопает, ей жуть как хочется!
И началось. Уже на входе нам сказали, что мест нет. Я показала на свободный столик. Администратор соврала, что он занят. И тут на моих глазах ушла компания, девица уже не могла солгать, что места заказаны. Я обрадовалась.
– Мы садимся.
А теперь я привожу полностью диалог с управляющим, которого девица с ресепшен позвала на помощь:
“– Простите, размер зала не позволяет поставить инвалидную коляску.
– Я оставлю ее у гардероба.
– Она помешает посетителям.
– Спрячу ее в машине.
– Женщина, у нас тут дети.
– И что? Я тоже с детьми.
– Гости хотят отдохнуть.
– Отлично. И мы тоже.
– Поймите меня правильно. Вид ваших ребят…
– Что с ними не так?
– Они явно больны.
– Девочка плохо ходит, это не заразно.
– А мальчик?! Он весь в струпьях.
– Это аллергия.
– Но другие посетители испугаются.
– Вы отказываете нам в обслуживании?
– Нет, нет.
– Тогда мы садимся.
– Накроем для вас столик не в общем зале, там дует. Детки простудятся.
– Куда нам идти?
– На второй этаж, в мой личный зал, я там ВИП-клиентов угощаю.
– Но дети хотят здесь, им тут веселей.
– Ой! А столик уже заняли!
– Как? Мы пришли раньше.
– Ну, те люди вас не видели и сели.
– Поднимите их.
– Не переживайте, мы обслужим вас в ВИП-зоне.
– Как вам не стыдно! Боитесь впустить инвалидов.
– Я вам предложил особые условия.
– Нам они не нужны”».
Кузя оторвался от экрана.
– И дальше в том же духе. В «карусели» к посту даны несколько фото: вывеска ресторана, полупустой зал, где одна треть столов свободна, широкий холл при гардеробе. Объективности ради замечу: там несколько инвалидных колясок легко поместятся. А первый снимок просто бомба: заплаканная девочка сидит в передвижном кресле. Рядом хмурый паренек, у него лицо в прыщах. И женщина с растерянным лицом. Или с ними кто-то еще был, или Вера попросила прохожего их снять. Завершают публикации хэштеги «Янесдамся», «Моидетиинвалиды», «Праваинвалидовнарушены», «Борюсьзаправаинвалидов». И несколько тысяч гневных комментариев, самые мирные из них: «Вот гады, детей больных не пустили», «Люди, репостните сообщение, пусть никто в «Дробо» не ходит».
– Наверное, управляющий проклял тот день, когда отказал Вере в обслуживании, – вздохнул Николай.
– Он же ей предложил вип-зал, – возразил Кузя, – Вера часто пишет, как ее обижают в магазинах, поликлинике, кино, театре. На мой взгляд, ей нравится разжигать гнев народа.
– Когда целыми днями сидишь дома с тяжелобольными детьми, интернет становится единственной отдушиной, – предположила я, – отвратительно, когда человека не пускают поесть, потому что он выглядит не так, как все.
– Думаю нам надо пойти и посмотреть на Веру, – перевел разговор на другую тему Сеня.
Глава 7
К дому, где жила семья Габузовых, мы пришли втроем: Кирилл, Сеня и я. Николай с командой уехал, Кузя остался у компьютера, а Дегтярев дежурил на телефоне.
Кирилл открыл дверь.
– Вера скорей всего у дочери в спальне, проходите в столовую, я присоединюсь к вам через минуту. Приведу жену.
Мы пошли за Габузовым. Узкий коридор выглядел безлико: ни картин, ни полок с безделушками, ни ковра на полу. И комната, в которой в конце концов мы оказались, была не лучше.
– Чай? Кофе? – спросил хозяин.
– Спасибо, нет, – ответила я.
– Что-то не хочется, – пробормотал Сеня.
Кирилл исчез.
– Странное помещение, – шепнул Собачкин, – пластиковые стулья, такой же стол, шкафы. Ни паласа, ни скатерти, ни занавесок. Даже у нас с Кузей мелкого барахла много в гостиной, типа глобуса-бара и сувениров, а здесь, как в мебельном магазине. Неуютно.